Белая королева - Страница 71

— Но бесчестить его я не стану, — заявил Эдуард.

— Ланкастерцы отрубили твоему отцу голову, надели ее на пику и выставили у ворот Йорка! — напомнил ему Георг. — Да еще и бумажную корону на нее нацепили. Надо и нам надеть голову Уорика на пику и выставить у Лондонского моста, а тело его четвертовать и разослать по всему королевству.

— Отличная идея! Тем более что это твой тесть, — вмешалась я. — Как думаешь, твоя жена спокойно отнесется к тому, что ты лишил ее отца не только головы, но и конечностей? Ведь ты, по-моему, сам клялся лорду Уорику в вечной любви и преданности?

— Пусть родные Уорика похоронят его честь по чести в Бишемском аббатстве, — решил Эдуард. — Мы не дикари. И с погибшими не воюем.

Два дня и две ночи мы провели вместе, но Эдуард все ждал гонца и по-прежнему держал свое войско в полной боевой готовности. Наконец гонец прискакал и сообщил, что Маргарита Анжуйская высадилась в Уэймуте; прибыв слишком поздно, она не смогла оказать поддержку своему союзнику, но вполне готова и в одиночку сражаться во имя своих высоких целей. И почти сразу же стали поступать вести о том, что взбунтовалась почти вся Англия. Лорды и сквайры из числа тех, что не пожелали поднимать людей ради Уорика, сочли своим долгом поддержать королеву и ее войско, явившихся на битву с нами, ее заклятыми врагами, удерживающими в плену короля Генриха. Пошли разговоры о том, что грядет самое последнее и самое значимое сражение, которое в итоге положит конец этой бесконечной войне. Уорик мертв, так что никаких посредников не осталось; теперь королева Маргарита выступала против короля Эдуарда, королевский дом Ланкастеров — против королевского дома Йорков. Каждому человеку в стране предстояло сделать свой окончательный выбор, и многие выбрали Маргариту Анжуйскую.

Эдуард приказал тем лордам, что остались ему верны, явиться во дворец полностью экипированными и привести с собой максимально возможное количество вооруженных людей. Также король потребовал от каждого города без исключения прислать ему войско и деньги на его содержание.

— Мне снова приходится уезжать от тебя, — сказал мне Эдуард на рассвете. — Береги моего сына. Береги его, что бы ни случилось!

— А ты береги себя, — ответила я. — Что бы ни случилось.

Эдуард кивнул, взял меня за руку, поднес к губам мою ладонь и сложил пальцы так, словно заключил в них свой прощальный поцелуй.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю, — улыбнулся он. — Знаешь, что и сейчас я люблю тебя не меньше, чем в тот день, когда увидел на обочине дороги под дубом. Ведь знаешь?

Я кивнула. Говорить я не могла. Мне показалось, что он прощается со мной навсегда.

— Вот и отлично, — заметил Эдуард и добавил: — Если дело будет плохо, немедленно бери детей и уезжай во Фландрию, в Турне. Ты помнишь, как зовут владельца того суденышка? Помнишь? У него и спрячешься.

— Я помню, — прошептала я. — Не тревожься, все будет хорошо.

— Это уж как Господь захочет.

С этими словами Эдуард резко повернулся и вновь отправился на битву с врагом.

Обе армии страшно спешили — армия Маргариты торопилась в Уэльс за подкреплением, а армия Эдуарда гналась за ней, пытаясь помешать пересечь границу с Уэльсом. Силы Маргариты под командованием графа Сомерсета, а также ее сына, этого юного злодея, у которого на этот раз имелся даже свой собственный полк, быстро продвигались по сельским дорогам на запад, в Уэльс. Там Джаспер Тюдор должен был поднять им в поддержку местных жителей, валлийцев; там же с ними должно было встретиться войско Корнуолла. Если бы этой объединенной армии удалось добраться до уэльских гор, они были бы непобедимы. Джаспер Тюдор и его племянник Генрих Тюдор могли обеспечить им почти райскую безопасность и поддержать своей армией, полностью готовой к бою. Выбить их из уэльских крепостей было бы попросту невозможно; там они спокойно собрались бы с силами и, как следует укрепившись, двинулись бы на Лондон.

Вместе с Маргаритой в поход отправилась и маленькая Анна Невилл, младшая дочь Уорика и жена принца Эдуарда, которая с трудом перенесла столь тяжкие удары судьбы, как гибель отца, предательство Георга Кларенса и полное равнодушие матери, которая после смерти мужа, сраженная горем, обрела убежище в монастыре. На мой взгляд, это было трио отчаявшихся, которые, потеряв столь многое, поставили все, что у них осталось, на кон ради победы.

Эдуард, поспешно выехав из Лондона, собирал по дороге войска и стремился настигнуть армию Маргариты прежде, чем та переправится через полноводную реку Северн и скроется в горах Уэльса. Задача стояла почти невыполнимая. Путь был слишком долог, а люди еще не пришли в себя после кровопролитного сражения под Барнетом. И хотя Эдуард все гнал и гнал свою усталую армию, вряд ли она могла прибыть к берегам Северна вовремя.

Однако первая попытка Маргариты переправиться через Северн в Глостере оказалась неудачной. Эдуард отдал приказ ни в коем случае не дать армии королевы добраться до территории Уэльса, и крепость Глостер преградила ей путь, перекрыв все мосты и переправы. Северн, одна из самых глубоких и многоводных рек в Англии, вздулась и с огромной скоростью несла свои воды в Бристольский залив. Мысль о том, что против французской королевы восстали даже реки Англии, вызывала у меня улыбку.

Вместо того чтобы сразу перебраться на другой берег Северна, Маргарита была вынуждена двинуться на север, вверх по течению реки, и искать иную возможность переправы, но теперь их уже нагоняла армия Эдуарда, отставая всего миль на двадцать; воины, подгоняемые Эдуардом и Ричардом, бежали трусцой, точно свора охотничьих собак. В ту ночь ланкастерцы разбили лагерь неподалеку от Тьюксбери, укрывшись от непогоды за полуразрушенными стенами старого замка и надеясь, что уж завтра-то им наверняка удастся перейти через реку. Они были вполне уверены в себе, полагая, что измученная армия Йорка, которая, не отдохнув после тяжкого сражения, сразу отправилась в новый поход, теперь окончательно выдохлась, тем более что за один день совершила вынужденный марш-бросок в тридцать шесть миль буквально через всю страну. Эдуард, может, и сумел бы нагнать противника, но, пожалуй, окончательно истощил бы силы своей армии, если бы сразу ринулся в бой. Его измученные физически и морально люди вскоре оказались бы ни на что не годны.